Аа
Гг
Дд
Бб
Вв
Ии
Мм
Нн
Пп
Рр
Сс
Тт
Уу
Фф
Ее
Ёё
Ее
Ёё
Жж
Жж
Зз
Зз
Оо
Оо
Йй
Йй
Кк
Кк
Лл
Лл
Хх
Хх
Цц
Цц
Чч
Чч
Шш
Шш
Щщ
Щщ
Ыы
Ьь
Ъъ
Ээ
Ээ
Юю
Юю
Яя
Яя
АЛФАВИТ
КАЖДОЕ ВРЕМЯ СОЗДАЁТ СВОЙ ВИЗУАЛЬНЫЙ ЯЗЫК. НОВЫЕ ЗАДАЧИ ТРЕБУЮТ НОВЫХ СЛОВ И НОВЫХ ВИЗУАЛЬНЫХ КОНСТРУКЦИЙ. ЛЮБАЯ ТЕНДЕНЦИЯ ВОЗНИКАЕТ КАК РЕАКЦИЯ НА ИЗМЕНЕНИЯ НАСТРОЕНИЙ В ОБЩЕСТВЕ. ФЕМИНИЗМ, АТЕИЗМ, МЕТАМОДЕРНИЗМ, КАК И ЛЮБОЙ ДРУГОЙ «ИЗМ» - ЛИШЬ ПОПЫТКА СЛОВЕСНО ОПИСАТЬ НАПРАВЛЕНИЯ ЭТИХ ИЗМЕНЕНИЙ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ.
МЫ СОСТАВИЛИ СВОЙ АЛФАВИТ, КОТОРЫЙ ОПИСЫВАЕТ КЛЮЧЕВЫЕ ДЛЯ НОВОГО ВИЗУАЛА ЯВЛЕНИЯ. ВЫ МОЖЕТЕ ПРОЧИТАТЬ ЕГО ОТ КОРКИ ДО КОРКИ, ВЫЯСНИТЬ, КАК ВЛИЯЕТ НА ВИЗУАЛ АГРЕССИЯ ИЛИ КАКОВ В СОВРЕМЕННОМ МУЛЬТИМЕДИА СЮРРЕАЛИЗМ. А МОЖЕТЕ ПРОСТО ПРОЛИСТАТЬ, РАССМАТРИВАЯ КАРТИНКИ И ВИДЕО – МЫ СТАРАЛИСЬ ПЕРЕДАТЬ ДУХ ВРЕМЕНИ.
МЫ СОСТАВИЛИ СВОЙ АЛФАВИТ, КОТОРЫЙ ОПИСЫВАЕТ КЛЮЧЕВЫЕ ДЛЯ НОВОГО ВИЗУАЛА ЯВЛЕНИЯ. ВЫ МОЖЕТЕ ПРОЧИТАТЬ ЕГО ОТ КОРКИ ДО КОРКИ, ВЫЯСНИТЬ, КАК ВЛИЯЕТ НА ВИЗУАЛ АГРЕССИЯ ИЛИ КАКОВ В СОВРЕМЕННОМ МУЛЬТИМЕДИА СЮРРЕАЛИЗМ. А МОЖЕТЕ ПРОСТО ПРОЛИСТАТЬ, РАССМАТРИВАЯ КАРТИНКИ И ВИДЕО – МЫ СТАРАЛИСЬ ПЕРЕДАТЬ ДУХ ВРЕМЕНИ.
ТЕКСТЫ О МОДЕ
В составлении алфавита приняли участие:
Алёна Кукушкина, преподаватель режиссуры
Андрей Мусин, преподаватель режиссуры
Катя Туркина Faso, фотограф
Надя Беджанова, режиссёр
Женя Онегина, режиссёр
Алексей Баженов, идеолог BE IN OPEN
Карина Никифорова, редактор моды BE IN OPEN
Алёна Кукушкина, преподаватель режиссуры
Андрей Мусин, преподаватель режиссуры
Катя Туркина Faso, фотограф
Надя Беджанова, режиссёр
Женя Онегина, режиссёр
Алексей Баженов, идеолог BE IN OPEN
Карина Никифорова, редактор моды BE IN OPEN
(НАРУШЕНИЕ) АВТОМАТИЗМА
Аа
Алексей Баженов: Мода как общественный механизм борется с автоматизмом. Её главная функция - обновлять чистоту восприятия.
Но нарушение – это не подростковый нигилизм против всего, а рассказ с опорой на что-то новое. Ведомые люди опираются на лидеров мнений. Лидеры опираются на тех, у кого есть опоры. У Gucci, Balenciaga и других есть не просто отрицание, а странная новая опора, которую жадно изучает сообщество.
Продукт должен дать психологическую опору в духе: «так хотят выглядеть классные ребята, на которых я смотрю, весной 2020 года». Выбор одежды только кажется поиском индивидуальности. По факту, это поиск уверенности: Instagram и значимость переодевания превращают человека в кокон, который пуст внутри, полон боли или недоверия к себе.
Только самые сильные соединяют внутренний мир с внешним, переводя одежду в зону искусства, социального высказывания или рассказа о своём настроении, желаниях. Остальные пытаются угадать, с каким персонажем захотят себя ассоциировать модники. Целые индустрии выстроены вокруг придумывания этих персонажей.
У Фрейда есть понятие, очень близкое к «нарушению автоматизма». Он расширяет психику до биологических основ и дальше – до законов неорганики.
Все внутренние процессы в организме консервативны и направлены на уменьшение напряжений. Предельное уменьшение напряжения в живой клетке – это переход в неорганику, в состояние смерти. Эволюция обусловлена приспособляемостью организма к условиям внешней среды. Даже мозг исторически появился из внешнего слоя клетки, эпителия. Именно из внешних связей рождается биологический, психологический и социальный прогресс.
Продолжая мысль Фрейда, развитие социальной структуры, в том числе и экосистемы модного производства, должно строиться через нарушение автоматизма внутренних консервативных стремлений, ведущих в небытие, и через развитие внешних связей каждой структуры.
Именно социальные связи заставляют приспосабливаться и эволюционировать, оттесняя консервативные тенденции замкнутых социальных и индивидуальных систем. Все по-настоящему новое движется вперёд, против автоматизма.
Но нарушение – это не подростковый нигилизм против всего, а рассказ с опорой на что-то новое. Ведомые люди опираются на лидеров мнений. Лидеры опираются на тех, у кого есть опоры. У Gucci, Balenciaga и других есть не просто отрицание, а странная новая опора, которую жадно изучает сообщество.
Продукт должен дать психологическую опору в духе: «так хотят выглядеть классные ребята, на которых я смотрю, весной 2020 года». Выбор одежды только кажется поиском индивидуальности. По факту, это поиск уверенности: Instagram и значимость переодевания превращают человека в кокон, который пуст внутри, полон боли или недоверия к себе.
Только самые сильные соединяют внутренний мир с внешним, переводя одежду в зону искусства, социального высказывания или рассказа о своём настроении, желаниях. Остальные пытаются угадать, с каким персонажем захотят себя ассоциировать модники. Целые индустрии выстроены вокруг придумывания этих персонажей.
У Фрейда есть понятие, очень близкое к «нарушению автоматизма». Он расширяет психику до биологических основ и дальше – до законов неорганики.
Все внутренние процессы в организме консервативны и направлены на уменьшение напряжений. Предельное уменьшение напряжения в живой клетке – это переход в неорганику, в состояние смерти. Эволюция обусловлена приспособляемостью организма к условиям внешней среды. Даже мозг исторически появился из внешнего слоя клетки, эпителия. Именно из внешних связей рождается биологический, психологический и социальный прогресс.
Продолжая мысль Фрейда, развитие социальной структуры, в том числе и экосистемы модного производства, должно строиться через нарушение автоматизма внутренних консервативных стремлений, ведущих в небытие, и через развитие внешних связей каждой структуры.
Именно социальные связи заставляют приспосабливаться и эволюционировать, оттесняя консервативные тенденции замкнутых социальных и индивидуальных систем. Все по-настоящему новое движется вперёд, против автоматизма.
АГРЕССИЯ
Андрей Мусин: В современном искусстве негативный художник выступает против человека, который в своей доброте дошёл до состояния животного. Он потерял стремление вверх, за границы своего существования. Бесконечные тонны ванильного мороженого, которые мы принимаем за искусство, литературу и дизайн, не ставят перед собой иной задачи, как успокоить и усыпить сознание. А агрессивный бунт пробуждает.
АКЦИОНИЗМ
Андрей Мусин: В ситуации перенасыщения художники стали производить что угодно, только не предметы. Искусство перестало быть вещью и стало актом, цель которого – вызвать отклик. Смотреть на картину – слишком пассивно, неинтересно для современного зрителя, он должен быть включён в игру. Акция насильно вовлекает его во взаимодействие.
Произведение разламывается на две половины, одна из которых – это акция, а вторая – реакция зрителя. Технологии сегодня позволяют обмениваться этими импульсами моментально, как в прямых эфирах. В случае с модой исход акции прогнозируем.
Произведение разламывается на две половины, одна из которых – это акция, а вторая – реакция зрителя. Технологии сегодня позволяют обмениваться этими импульсами моментально, как в прямых эфирах. В случае с модой исход акции прогнозируем.
Алёна Кукушкина: Марка «Волчок» проводила презентацию коллекции «Смертельная битва» в чистом бетонном пространстве, где стояли металлические бочки с открытым пламенем. Огонь транслировали на огромные дисплеи под мощную музыку. Это акция со стороны марки. А ты покупаешь носки с языками пламени и «правильно горишь», возвращая свою часть акции.
БОЛЬ
Бб
Алексей Баженов: Чем отличается бренд «Рубчинский» от бренда «Симачёв»? Рубчинский рассказывает о русской боли, Симачёв – о русском приколе. Прикол – про то, как угодить другим. А боль всегда своя, она делает нас уникальными. И те, кто перерабатывает свою боль в искусство, становятся большими художниками.
ВИРУСНОСТЬ
Вв
Андрей Мусин: Современное искусство в ситуации шума в любой момент можно «выключить». Как stories: 15 секунд посмотрел и дальше скроллишь. Поэтому любой креативный акт должен проникать в сознание мгновенно и работать, как вирус. Наблюдал ты это час, несколько минут или просто слышал об этом, неважно. Если что-то проникло в сознание, это уже не отменить.
(ПОСТ)ДРАМА
Дд
Алена Кукушкина: В классической драме всегда есть идея и контр-идея. А зритель, как третейский судья, должен принять решение, поддержать идею или контридею.
В драматическом искусстве нужно долго рассказывать и доказывать, кто прав, а кто не прав. А постдрама – это такая структура, в которой зритель убеждается в чем-либо на собственном опыте. Постдрама требует от человека нового потенциала восприятия и потому развивает его.
В драматическом искусстве нужно долго рассказывать и доказывать, кто прав, а кто не прав. А постдрама – это такая структура, в которой зритель убеждается в чем-либо на собственном опыте. Постдрама требует от человека нового потенциала восприятия и потому развивает его.
Это как раз про новый визуал. Неподготовленный зритель не способен воспринимать постдраматическое. Без экспертизы в моде, музыке и совриске он не считает массу сигналов и будет отвергать произведение, просто не понимая, как оно устроено. (Об этом подробнее мы рассказываем в главе «Порог входа»
В fashion-видео драма используется только в качестве отсылок к уже известным сюжетам и образам, как у Gucci в серии видео по сюжету об Орфее и Эвридике. Взята узнаваемая драматическая конструкция, но в ней больше нет идеи и контр-идеи. Нельзя сказать, кто что декларирует и кто на чьей стороне. Здесь прекрасен каждый персонаж. И нам совсем не важно, спасёт ли Орфей Эвридику, важен только визуальный опыт. Мораль не нужна.
ИСКРЕННОСТЬ
Ии
Надя Беджанова: Главное в новом визуале, я думаю, – субъективность. По сути, это POV, съёмка от первого лица. С появлением доступных камер в видео начали выражать себя все. Эгоцентризм расцветает, особенно в США. Селебрити становятся президентами, а их твиттеры – основным источником новостей.
Stories из разных уголков планеты мы листаем как страницы книги. Дольше просто невозможно сконцентрироваться. Нужно создать WOW-эффект за секунду, чтобы потом досмотрели оставшееся. И мне кажется, сейчас WOW-эффект создаётся не за счёт экшена или громкого звука, как в рекламе, а чем-то спокойным, простым и честным.
Stories из разных уголков планеты мы листаем как страницы книги. Дольше просто невозможно сконцентрироваться. Нужно создать WOW-эффект за секунду, чтобы потом досмотрели оставшееся. И мне кажется, сейчас WOW-эффект создаётся не за счёт экшена или громкого звука, как в рекламе, а чем-то спокойным, простым и честным.
Это всё стало настолько персонально, что аудитория буквально живёт чужими жизнями. Если получается поддерживать это «простое», то создаётся визуальный стиль, и людей интересует его развитие и содержание.
МИСТИЦИЗМ
Мм
Андрей Мусин: Как ни странно, сегодня мы переживаем религиозный ренессанс. И не только на Востоке, где он не заканчивался, но и на Западе. Интерес к религии у нынешнего поколения на порядок выше, чем у поколения 60х-80х. Мы ударяемся в эзотерику, астрологию, буддизм и просто ходим в церковь.
Каждое следующее поколение отменяет верование предыдущего. Родители умирают, а значит проигрывают. Поэтому где-то в глубине нам надо переосмыслить их жизнь, чтобы найти путь к бессмертию. Это и про встраивание в существующие религии, и про создание какого-то своего пути.
Каждое следующее поколение отменяет верование предыдущего. Родители умирают, а значит проигрывают. Поэтому где-то в глубине нам надо переосмыслить их жизнь, чтобы найти путь к бессмертию. Это и про встраивание в существующие религии, и про создание какого-то своего пути.
Карина Никифорова: Мистицизм шире любой религии. Это попытка объяснить необъяснимое или, напротив, поверить в него. Когда все наши чувства и ощущения объясняются химическими уравнениями, очень хочется верить во что-то высокое, не считываемое никакими приборами. И на этом наивном желании спекулируют все.
НАТУРАЛЬНОСТЬ
Нн
Женя Онегина: Cреди того, что я вижу и лайкаю, есть стиль, который был собран сайтом Nowness. Это первое медиа, где видео стало превалирующем контентом. У него есть своя эстетика – зернистость картинки, склонность к ретро-эффекту, при том, что это про людей, которые живут сейчас и про их простые опыты. И через всё это, мне кажется, пришла натуральность, которая сейчас распустилась очень сильным красивым цветком внутри коммерческих историй.
Катя Туркина Faso: Интересно, что из 1990-х все переместились в 2000-е: эстетика этих фотографий немного нелепая, вычищенная, странная. Я смотрю съёмки, общаюсь с друзьями, стилистами, и всем в основном хочется видеть красивое, живое, немного размытое изображение, возможно даже на плёнку. В 2000-х был технический бум, а сейчас все от него устали, хотят остановиться и работать помедленнее.
ПРИНЦИП ВАРЬЕТЕ
Пп
Алёна Кукушкина: Варьете – это шоу, в котором не соблюдено временное и смысловое единство. Это сочетание несочетаемых номеров и быстрая их смена. Но каждый кусок внутри себя очень цельный и логичный, в отличие от сюрреализма, который сочетает несочетаемое. Варьете-шоу – это ускоренная смена картинок, как в сториз. Настолько ускоренная, что каждую отдельную невозможно рассмотреть и осознать.
Когда перед тобой слишком много всего, ты не можешь всё сразу удержать в сознании, но и отвергнуть так просто не можешь – тогда психика начинает выстраивать какие-то взаимосвязи. Принцип варьете встречается в моде повсеместно, особенно в сникер-культуре.
У одного бренда за сезон выходит много разных моделей кроссовок, созданных в самых разных коллаборациях (вот кроссовки из океанического мусора, вот созданные вместе с популярным рэпером, а эти просто для теннисистов). Между собой они никак не связаны, но все вместе создают историю этого бренда.
У одного бренда за сезон выходит много разных моделей кроссовок, созданных в самых разных коллаборациях (вот кроссовки из океанического мусора, вот созданные вместе с популярным рэпером, а эти просто для теннисистов). Между собой они никак не связаны, но все вместе создают историю этого бренда.
Современный человек испытывает стресс в ситуации недостатка информации, а не в её избытке. Современному зрителю нужно всё больше информации, он жаждет разнообразия и не успевает вдумываться в каждый из быстро сменяющихся кадров. Вся энергия уходит на удержание себя в этом интенсивном информационном потоке, внутри аттракциона.
ПИЗ**КИ
Алексей Баженов: Хайпбисты, факбои, сникерхеды – их называют по-разному. Мы оттолкнулись от названия главного для модного русского подростка медиа – ÖMANKÖ – которое переводится, как «киска».
Комьюнити паблика ÖMANKÖ – это хайпбисты с поправкой на Россию, которые точно так же гоняются за редкими релизами уличных марок, коллекционируют и перепродают, общаются через вещи и ими живут. Артём Ермилов запустил блог в 2015 году. Сперва постил модный хип-хоп, картинки с девушками в массивных кроссовках, переводил Highsnobiety и отслеживал свежие дропы. Сейчас ÖMANKÖ сами берут интервью, снимают видео, выпускают мерч и растят свою аудиторию.
Комьюнити паблика ÖMANKÖ – это хайпбисты с поправкой на Россию, которые точно так же гоняются за редкими релизами уличных марок, коллекционируют и перепродают, общаются через вещи и ими живут. Артём Ермилов запустил блог в 2015 году. Сперва постил модный хип-хоп, картинки с девушками в массивных кроссовках, переводил Highsnobiety и отслеживал свежие дропы. Сейчас ÖMANKÖ сами берут интервью, снимают видео, выпускают мерч и растят свою аудиторию.
В интервью The Village Артём рассказывал: «Когда мы раньше заливали изображения новой футболки Гоши и писали, что она стоит 5 тысяч рублей, люди возмущались. Прошло полгода, и эти же люди начали отдавать 40 тысяч за условную рубашку Raf Simons и гордиться этим. Они начали разделять наш взгляд на вещи, и я этому рад».
Феномен пиз**ков в том, что они смогли адаптировать в России западную субкультуру и чётко странслировать её ключевые ценности. А международные бренды – adidas, The North Face, Ikea – оценили силу сообщества, его вовлечённость, и уже выпустили спецпроекты с ÖMANKÖ. Эти подростки лучше всех знают, что модно сегодня, и могут часами спорить об этом. Вещи выступают для них главной коммуникационной средой, одежду они воспринимают, как носимое медиа. Именно поэтому на них ориентируются и КМ20, и Louis Vuitton, нанявшие креативным директором Вирджила Абло.
Феномен пиз**ков в том, что они смогли адаптировать в России западную субкультуру и чётко странслировать её ключевые ценности. А международные бренды – adidas, The North Face, Ikea – оценили силу сообщества, его вовлечённость, и уже выпустили спецпроекты с ÖMANKÖ. Эти подростки лучше всех знают, что модно сегодня, и могут часами спорить об этом. Вещи выступают для них главной коммуникационной средой, одежду они воспринимают, как носимое медиа. Именно поэтому на них ориентируются и КМ20, и Louis Vuitton, нанявшие креативным директором Вирджила Абло.
Андрей Мусин: С древних времён изображения были попыткой здесь и сейчас показать то, чего здесь и сейчас нет. Изображение – это манифестация того, что нельзя потрогать, увидеть, с чем нельзя войти в контакт. Изображая объект, я прописываю его в свою реальность.
То, как человек осознаёт себя, его опыт и контекст, в котором он находится в данный момент – всё это влияет на восприятие изображения. Все смотрят на одно и то же, но видят разное.
Новый визуал характеризуется высоким порогом входа – это значит, что «увидеть» его могут не все.
То, как человек осознаёт себя, его опыт и контекст, в котором он находится в данный момент – всё это влияет на восприятие изображения. Все смотрят на одно и то же, но видят разное.
Новый визуал характеризуется высоким порогом входа – это значит, что «увидеть» его могут не все.
ПОРОГ ВХОДА
В самом «остром» визуале много того, что неподготовленный зритель не воспринимает, как изобразительное.
Точно так же далеко не все воспринимают нойз, как музыку – для многих это просто шум. Сегодня границы музыкального расширяются, как и границы визуального. То, что раньше считалось бросовым, ошибочным материалом, вдруг становится ценным.
РАЗЛИЧИЯ
Рр
Карина Никифорова: Что такое diversity на самом деле? Устав смотреть на одни и те же образы, однотипные вещи на однотипных моделях, мы отправились на поиски визуальных приключений в дальние страны и неблагополучные районы. Снимая для обложек и спецпроектов темнокожих, азиатских, трансгендерных и плюс-сайз моделей, модные медиа сломали одну автоматическую систему, но тут же создали другую.
Посмотрите на кампейны российских марок, продающихся на Западе. Как правило, они привлекают минимум одну темнокожую модель. Не потому, что так хочется, а потому, что так надо. Об узбеках, армянах и азиатах, которых в России куда больше, чем афроамериканцев, при этом никто не вспоминает.
Посмотрите на кампейны российских марок, продающихся на Западе. Как правило, они привлекают минимум одну темнокожую модель. Не потому, что так хочется, а потому, что так надо. Об узбеках, армянах и азиатах, которых в России куда больше, чем афроамериканцев, при этом никто не вспоминает.
РИТУАЛЬНОСТЬ
Алёна Кукушкина: Вся наша жизнь наполнена ритуалами – особенными, структурно организованными действиями, призванными выделить какие-то события из повседневности. Если обратиться к истории любой цивилизации, все события, связанные с переходом человека из одного состояния в другое, – рождение ребенка, первый раз в первый класс, свадьба – обставлены колоссальным количеством ритуалов.
Ритуалы работают на границе двух миров. Это история о том, как стать кем-то другим, отличным от того, кем ты был на входе. В ритуале чувство рождается, когда происходит трансфигурация и что-то внутри зрителя изменяется радикально. Я стал другим – значит ритуал сработал.
Ритуалы работают на границе двух миров. Это история о том, как стать кем-то другим, отличным от того, кем ты был на входе. В ритуале чувство рождается, когда происходит трансфигурация и что-то внутри зрителя изменяется радикально. Я стал другим – значит ритуал сработал.
В этом смысле даже показ можно воспринимать как ритуал. Это выстроенное, последовательное шествие, где определённым образом одетые люди идут шагом, который отличается от обычного. Задаётся принципиально другой ритм относительно ритма нашей повседневной ходьбы. Участники этого ритуала, модели, практически никогда не вступают в интеракцию со зрителями, они всегда немножко «над миром» и замкнуты в рамках ритуального действия. Они представляют проекции будущего – покупая лук, я открываю дорогу в будущее и для него, и для себя.
Вы помните показ Gucci с дракончиками и отрезанными головами. Все эти люди иные – у них больше силы, больше власти. У них есть третий глаз! Когда ты смотришь на такое шоу, если не отторгаешь его, то начинаешь задумываться о том, как оно устроено и как оно на тебя действует. Совершая такую работу, ты переходишь на новый уровень. Таким образом, бренд тебя обогащает, он даёт тебе новый интеллект и новую душу. Это часть актуальной работы.
Вы помните показ Gucci с дракончиками и отрезанными головами. Все эти люди иные – у них больше силы, больше власти. У них есть третий глаз! Когда ты смотришь на такое шоу, если не отторгаешь его, то начинаешь задумываться о том, как оно устроено и как оно на тебя действует. Совершая такую работу, ты переходишь на новый уровень. Таким образом, бренд тебя обогащает, он даёт тебе новый интеллект и новую душу. Это часть актуальной работы.
В этом существенная разница между Zara и H&M – Zara при всей видимости совершенно не актуальна, так как не преображает свою аудиторию. А H&M предоставляет варианты для новой психологии и нового взаимодействия с вещами, с миром и самим собой. H&M рассказывает – ты можешь быть кем угодно, в чём угодно, каким угодно, ты можешь быть неидеальным. Это неважно, главное будь ответственным. У Zara такого посыла нет. Они дают все внешние признаки актуального, но за ними нет никакой преображающей идеи, они не переводят потребителей на другой уровень. В этом разница между брендами, которые стараются отправить нас в будущее, и брендами, которые просто пытаются продать нам товар.
СИМВОЛИЗМ
Сс
Алёна Кукушкна: Символизм – ещё один приём для работы с видеоконтентом. Он одновременно удовлетворяет желание видеть реальность и подняться над ней. В нём отвергается вся драматическая конструкция с идущим вперёд временем, нарастанием напряжения, подражанием реальному миру.
В случае с символизмом в видео можно снимать бессюжетно, использовать любой набор символов, но важно понимать, что каждый из этих элементов, как буква в слове. Здесь режиссёр как будто пишет зашифрованное письмо, которое считывается лишь теми, у кого есть «ключи». Символическое письмо работает только как целиковая структура – здесь не должно быть лишних элементов и символов ради символов. Важно, чтобы всё письмо было символическим, от начала до конца.
В случае с символизмом в видео можно снимать бессюжетно, использовать любой набор символов, но важно понимать, что каждый из этих элементов, как буква в слове. Здесь режиссёр как будто пишет зашифрованное письмо, которое считывается лишь теми, у кого есть «ключи». Символическое письмо работает только как целиковая структура – здесь не должно быть лишних элементов и символов ради символов. Важно, чтобы всё письмо было символическим, от начала до конца.
Предположим, молодой режиссёр снимает стакан молока на столе, и для него это символ наполненности жизни. Но для того, чтобы этот стакан воспринимался как символ, он должен обрести некое качество. Символ всегда отсылает к качествам, явлениям и понятиям, иначе он не работает. Нам надо понять, какое это молоко – парное или скисшее. И всё вокруг этого стакана молока должно транслировать его состояние – через свет, цвет, положение в кадре, музыку. Предмет становится символом, только когда мы описываем его, рассказываем, какой он.
СИНЕСТЕЗИЯ
Алёна Кукушкина: Зрительная информация запускает процессы в других органах чувств. При этом все состояния усиливаются до степени, когда их трудно выносить, – не в негативном, а в эйфоричном смысле.
Когда я буквально ощущаю тактильность пушистого свитера. Или лимон так сочно выжимают, что я чувствую его вкус. Или нож острый подносится к языку, и у меня бегут мурашки. Это сенсорный шок, который рождает нужное ощущение.
Когда я буквально ощущаю тактильность пушистого свитера. Или лимон так сочно выжимают, что я чувствую его вкус. Или нож острый подносится к языку, и у меня бегут мурашки. Это сенсорный шок, который рождает нужное ощущение.
Когда мы видим что-то сломанное, разрушенное, смятое, мы ощущаем дискомфорт, так как это всегда отсылает к смерти. Потеря цельности, разрушение, мусор – это манифестация смерти. Создание нового из мусора – это попытка работать на территории смерти и преодолевать её.
Вещи Issey Myiake, которые будто сделаны из бумаги, сперва провоцируют страх: «Ой, они белые, бумажные и такие хрупкие». Но на самом деле это просто синтетика. Парадоксально, что из этой хрупкой смятой «бумаги» создаётся утилитарный, по идее неубиваемый рюкзак. Мёртвое здесь превращается в живое.
Надевая разорванные джинсы, ты провозглашаешь, что твоё тело сильнее материи. Человек сильнее разрушающейся под воздействием среды ткани – он не боится этого и преодолевает разрушение легко и играючи.
У Параджанова в «Цвете граната» расколотая чаша и разбитый гранат ценны так же, как и золотая бусина – происходит синергия этих разрозненных элементов, из них конструируется иная реальность.
Вещи Issey Myiake, которые будто сделаны из бумаги, сперва провоцируют страх: «Ой, они белые, бумажные и такие хрупкие». Но на самом деле это просто синтетика. Парадоксально, что из этой хрупкой смятой «бумаги» создаётся утилитарный, по идее неубиваемый рюкзак. Мёртвое здесь превращается в живое.
Надевая разорванные джинсы, ты провозглашаешь, что твоё тело сильнее материи. Человек сильнее разрушающейся под воздействием среды ткани – он не боится этого и преодолевает разрушение легко и играючи.
У Параджанова в «Цвете граната» расколотая чаша и разбитый гранат ценны так же, как и золотая бусина – происходит синергия этих разрозненных элементов, из них конструируется иная реальность.
СЮРРЕАЛИЗМ
Алёна Кукушкина: Продолжаем разговор о новом визуале в видео. В сюрреализме образы привычного мира монтируются парадоксальным и абсурдным способом. Когда мы создаём сюрреалистические структуры, мы не пытаемся создать какой-то шифр для зрителя – сюр не расшифровывается принципиально. Если в символизме художник обращается к какой-то универсальной библиотеке символов, то в сюрреализме знаки индивидуальны.
Задача сюрреализма – провоцировать креативные процессы внутри смотрящего, а не заставлять его разгадывать загадки. Абсурдные образы сюрреализма работают, как психическая «гроза», которая выбивает из состояния автоматизма. В сюрреализме нарушается не только ход течения времени, но и все физические законы и параметры. Только во сне и в кино мы можем оказаться в прошлом или в будущем, увидеть умерших и полетать над городом.
СТОРИТЕЛЛИНГ
Андрей Мусин: Когда мы говорим о новом визуале, мы всегда находимся на территории сторителлинга. Визуальное рождается через текст – внутренний текст присутствует всегда, не обязательно в форме слов. Если бренд создаёт иллюзию такой силы, что я в неё целиком погружаюсь, то он открывает для меня альтернативный мир, в который можно войти, в котором можно жить, в котором есть свои законы и варианты для меня. И я могу эти варианты использовать в своей жизни. Это на порядок более серьезное заявление о себе.
Алексей Баженов: Почему раньше весь маркетинг был о позиционировании, а теперь о сторителлинге? Потому что теперь всё так быстро и всего так много, что мы всё забываем. Кроме тех историй, с которыми сталкиваемся постоянно.
Раньше было меньше шума, и можно было быть главным модным журналом, или главным парижским портным, или самой престижной тачкой. И бренд более менее помнили, этого в целом было достаточно. А сейчас уже через неделю о вас забывают, как забыли о ссорах Земфиры с Монеточкой.
Сегодня для того, чтобы нас помнили, мы должны постоянно постить наши истории – то есть что-то связное. Сейчас важна не просто «позиция на рынке» или «образ в голове потребителя», нужны постоянные (и при этом новые) рассказы о бренде.
Ещё один важный момент – большинство читателей контактируют с рассказчиками нерегулярно, и вряд ли они помнят предыдущий пост. В лучшем случае, предыдущий пост из ленты они видели неделю назад. И поэтому если посты не связаны, нас просто не запоминают. А если все посты связаны одной историей, то значительно больше вероятность пробить шум в сети. В современном мире без истории читатели засыпают и ничего больше не помнят.
Раньше было меньше шума, и можно было быть главным модным журналом, или главным парижским портным, или самой престижной тачкой. И бренд более менее помнили, этого в целом было достаточно. А сейчас уже через неделю о вас забывают, как забыли о ссорах Земфиры с Монеточкой.
Сегодня для того, чтобы нас помнили, мы должны постоянно постить наши истории – то есть что-то связное. Сейчас важна не просто «позиция на рынке» или «образ в голове потребителя», нужны постоянные (и при этом новые) рассказы о бренде.
Ещё один важный момент – большинство читателей контактируют с рассказчиками нерегулярно, и вряд ли они помнят предыдущий пост. В лучшем случае, предыдущий пост из ленты они видели неделю назад. И поэтому если посты не связаны, нас просто не запоминают. А если все посты связаны одной историей, то значительно больше вероятность пробить шум в сети. В современном мире без истории читатели засыпают и ничего больше не помнят.
ТЕХНОЛОГИИ
Тт
Андрей Мусин: Сложные задачи за нас учится решать искусственный интеллект и без этой технологии мы бы ушли на несколько шагов назад во всём, что мы сегодня делаем. Даже если ты делаешь что-то офлайн, а не в цифровом пространстве, – вышиваешь или устраиваешь какой-то перфоманс – тебе необходимо снять его, ретранслировать. Если этого нет в сети, то этого как будто никогда и не было.
УНИКАЛЬНОСТЬ
УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ
УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ
Уу
Катя Туркина Faso: Мне кажется, что наша главная проблема – это страх быть собой. Мы смотрим i-D, Dazed, думаем, какой там классный свет и кадр, и пытаемся скопировать. Мы не можем «прокачать» свою тему. Самоидентификация должна на чём-то основываться, это сложный процесс. А людям нужно реально что-то новое, они все эти съёмки видели тысячу раз.
Все культовые известные фотографы, такие, как Хельмут Ньютон, Ги Бурден, тот же Питер Линдберг, очень много рисковали, многое делали «неправильно» и стали популярными, потому что это интересно, зритель это запомнил. Когда я работаю с новыми ассистентами на площадке, мне им сложно объяснить, что надо неправильно поставить свет, чтобы получилось интересно. Они понимают это не сразу, а только после того, как видят результат.
Все культовые известные фотографы, такие, как Хельмут Ньютон, Ги Бурден, тот же Питер Линдберг, очень много рисковали, многое делали «неправильно» и стали популярными, потому что это интересно, зритель это запомнил. Когда я работаю с новыми ассистентами на площадке, мне им сложно объяснить, что надо неправильно поставить свет, чтобы получилось интересно. Они понимают это не сразу, а только после того, как видят результат.
Алексей Баженов: К популярному сегодня слову «самобытность» я бы добавил антоним «универсальность». Для того, чтобы дизайнер был успешен сегодня, ему нужно не только отличаться от других, но и быть понятным всему миру. Примеры вы все сами знаете. И по-другому сейчас уже не работает.
ФЕШН-ФИЛЬМ
Надя Беджанова: Фешн-фильм – жанр достаточно новый. По сути, это красивое видео, ассоциирующееся с тем или иным брендом. От рекламы оно отличается намёком на артистичность и бюджетом. Кампейн или реклама у людей часто ассоциируются с огромными гонорарами, большой съемочной командой, и главное – это всё про продукт. Fashion-фильм – это более творческий проект, в котором продукт отходит на второй план, а на первый выходит идея или история.
АВТОР ВЫРАЖАЕТ ОСОБУЮ БЛАГОДРНОСТЬ ТОМУ, КТО ДОЧИТАЛ ТЕКСТ ДО КОНЦА.
ВЫ ПРОСТО ГЕРОЙ.
ВЫ ПРОСТО ГЕРОЙ.
В материале использованы фото: Саша Чайка, Мария Скопинцева, Carlotta Guerrero, Metal Magazine, Dan Tobin Smith, Julia Rommel, Nerea Garro, Derek Johnson, @antonbelinskiy, @k__e__e__p, @synchrodogs_official, @needsupply, @illusorysuperiority, @volker_conradus.
РАСКРЫВАЕМ САМЫЕ ВАЖНЫЕ ПОНЯТИЯ ИНДУСТРИИ МОДЫ
в материалах Журнала Beinopen
РАСКРЫВАЕМ САМЫЕ ВАЖНЫЕ ПОНЯТИЯ ИНДУСТРИИ МОДЫ
в материалах Журнала Beinopen
«ТЕКСТЫ О МОДЕ» ПОМОГАЮТ СФОРМИРОВАТЬ ЯЗЫК НАШЕГО ВРЕМЕНИ, БЕЗ КОТОРОГО НЕВОЗМОЖНО РАЗМЫШЛЯТЬ О НАСТОЯЩЕМ И БУДУЩЕМ
Подпишитесь на рассылку BE IN OPEN
Нажимая на кнопку, вы даете согласие на обработку персональных данных и соглашаетесь c политикой конфиденциальности